Предыдущее:
Глава 1
Глава 2
Орки и бытовуха. Орки и ктулховщина. В общем, орки.
3148 слов Гаррош обнимал Зелу, похожую сейчас на сытую волчицу. Она лежала, умостив голову на его руке, а её волосы щекотали шею. Зела потёрлась макушкой о подбородок Гарроша, Гаррош обнял её крепче, и рука соскользнула на живот, большой и круглый как барабан – Гаррош, не удержавшись, шутливо похлопал по натянутой коже, и ощутил изнутри ответные толчки.
– Ещё не родился, а уже воин.
– Каким ещё и быть твоему сыну? - усмехнулась в ответ Зела. Гаррош рассмеялся и куснул её за ухо.
– И он получит наследство, которого достоин. Весь Азерот – под алым знаменем.
– Эй, а как же победы и слава?
– Думаешь, мой сын не найдёт себе битву?
Они рассмеялись вместе, счастливым и гордым смехом победителей – и затихли. Говорить больше не хотелось, чтобы не разрушить видение того будущего, что намечтали себе вдвоём; они так и лежали в обнимку, а сзади подобралась Нэро, привалившись к спине лохматым боком. Зела вскорости уснула, и Гаррош, слушая мерное дыхание по обе стороны от себя, тоже соскользнул в сон.
Просыпались они всегда вместе: в чутком как у волков сне каждый чувствовал шевеление другого. Когда его женщина повернулась, потянулась и откинула одеяло, Гаррош тоже встал. Нэро в своём гнезде стучала хвостом по стене – ночью Гаррош сквозь сон слышал, как пищали щенки, и как волчица цокала когтями по полу, когда пошла их кормить. Проголодавшись с тех пор, они сосали её и сейчас.
Пока Зела стягивала волосы в хвосты, Гаррош встряхнул и развесил на крючья по стенам шкуры, служившие им c Зелой постелью. Вода в умывальнике остыла за ночь, и хорошо сгоняла последние остатки сна. На прощание Гаррош хлопнул Зелу по плечу – она ответила тычком в бок – и пошел искать Малкорока. Богомолы объявили, что готовы. Пора.
Черногорца не было ни в казарме, ни на плацу, ни в таверне, а нашёл его Гаррош в Огненной Пропасти. Искал бы дольше, не возьми Нэро след. Малкорок стоял опасно близко к текущей лаве: сам Гаррош сунулся бы туда только за каким-то делом или в бою. Или - чтобы доказать свою стойкость.
– Ты чего здесь забыл?
– Приветствую, Вождь, – Малкорок оглянулся только теперь. – Виноват, загляделся. Здесь – почти как дома. Хорошо, что ты пришёл, я сам уже думал к тебе идти.
– Говори, – черногорец не стал бы болтать зря, и Гаррош решил выслушать его перед тем, как говорить о силе сердца. Успеется. В этот раз всё будет в порядке, богомолы знают своё дело, а силу получит не какой-нибудь сопляк и слабак, а настоящий воин. Проверенный. Закалённый пандарийской кампанией.
– У нас кузня была такая, с огнём земли. И в Чёрной Горе, и, старики говорят, там. В нашем мире. А я вспоминал, какая она была. Хоть я и воин больше чем кузнец, я помню, как всё было – и если ты прикажешь, Вождь, здесь можно выстроить такую же.
– Сделай не такую же, – Гаррош подошел ближе, встал рядом с Малкороком. Лава медленно ползла мимо, на поверхности застывала и тут же трескалась чёрно-серая корка одного цвета с кожей черногорца. – Сделай лучше. Я дам тебе гоблинов – у Черноплавса есть годные мастера – и пеонов сколько понадобится.
– Будет исполнено! – Малкорок отдал честь.
– Не сомневаюсь, – Гаррош положил руку ему на плечо. – Но я тебя искал по другому делу. Есть способ наделять воинов силой сердца И'Шараджа. Он ещё не испытан, и мне нужен тот, кто сладит с этой силой. Кто сам её жаждет. Кто не струсит, не передумает в последний момент и не усомнится до самого конца.
– Если ты прикажешь, Вождь... – вытянулся Малкорок, но Гаррош перебил его.
– Не прикажу. Ты выполнишь мой приказ или умрёшь, я знаю, но сейчас мне нужно другое, и поэтому я спрашиваю тебя: ты сам – хочешь? Ты можешь отказаться, и никто не узнает. Всё будет как было.
– Хочу, – Малкорок ответил не сразу. Он смотрел в лицо Гаррошу, словно на карты и записи или на поле будущего боя. – Я хочу служить Орде – и тебе. И стать сильнее тоже хочу – тут ты прав.
– Я тоже в тебя верил. Поэтому и предложил тебе – первому. Готовься. Ритуал будет сегодня же, как сядет солнце.
До самого вечера Гаррош заставлял себя сосредотачиваться на делах. Сидел над картами, просматривал отчёты разведки – и гнал прочь ожидание. Читал донесения о положении дел в городе – и невольно прислушивался, как барабаны отбивают время. Рубил тренировочное чучело – и спиной чувствовал жар от солнца, ползшего по небу медленно как ленивый кодо. В этот раз всё должно получиться. А Малкорок засел у себя. Гаррошу докладывали – он пропустил тренировку, он вытребовал у гоблинов бумагу... когда солнце уже опустилось за скалы, Малкорок принёс Гаррошу торбу, из которой торчали скрученные в трубку листы.
– Вот. Это я для кузни записал, что помню, чтобы можно было начать сразу как скажешь. А если вдруг чего случится – любой кузнец из Чёрной Горы разъяснит непонятное. Хочу их сразу на место отнести.
Гаррош кивнул, ещё крепче уверяясь, что выбрал – правильно. Малкорок был настоящим орком, и даже учтя худшее, не сомневался в лучшем. Их много было таких в кланах Чёрной Горы и Драконьей Пасти, это с ними Орда стала отвоёвывать себе место в мире, пока старики скулили как побитые псы – и с ними Гаррош разделит славу будущих побед.
И богомолов, и порученное их заботам сердце Гаррош устроил в глубине Огненной Пропасти: жуки любили подземелья и тепло, а Гаррош не хотел показывать ни их возможности, ни сердце Древнего Бога раньше времени. Малкорок вроде бы повыловил предателей и шпионов, но всех ли? Да и враги были бы законченными идиотами, если бы не засылали новых – а считать врага идиотом бывает себе дороже. Альянс – трусы и слабаки, но хитрости им не занимать. В Пропасти и для гоблинских мастерских место нашлось: Гаррош считал, что так будет кому присматривать за чернокнжниками – и не ошибся, как оказалось недавно.
Расселину Теней уже вычистили: сожгли навесы и всю дрянь, что там нашли, сбили вырезанные в камне руны, вбили в стены крепления для светильников. Сами светильники – кованые чаши, в которых горел огонь – висели ещё не все, и стражники в Расселине ходили с факелами. Гаррош видел и так. Только запах палёного напоминал о том, что здесь было кубло чернокнижников, но с ним уже мешались запахи железа, масла и разогретого камня, и скоро он должен был исчезнуть совсем. Может, даже прежде чем Орда отбросит врагов от стен Оргриммара. Малкорок шел совершенно неслышно, его глаза отражали дальние огоньки. Когда Гаррош обернулся к нему, черногорец вёл рукой по стене, сам одного цвета с камнем; гребень волос и бакенбарды казались просто тенями. Как будто дух земли решил стать орком.
В самой Пропасти было светлее и жарче, к светильникам добавлялись отблески лавы. Патрули отдавали честь Вождю, и даже гоблины Черноплавса стучали кулаками в тощую грудь. Подлизы. Гаррош усмехался, проходя мимо: недомерки были словно орки навыворот, слабыми, трусливыми и бесчестными – но Черноплавс отобрал среди них сносных. Тех, кто знали своё дело и своё место, не слишком дурели от слова "золото" и порой, вот хоть сейчас, старались быть как орки. Смешно смотреть, но куда уж больше ждать от недомерков.
Всё было как надо: Гаррош шёл вперёд, а за плечом был Малкорок. Богомолы, все эти их Идеалы, собрались в дальней зале, где загодя подвесили под потолком сердце. С собой они притащили чан жёлтой тягучей жижи и цепи.
– Приветствую тебя, – приподнял крылья богомол. Корвен, с янтарным топором у пояса. Эти треугольные морды с фасеточными буркалами на полбашки Гаррош различал в основном по запаху. Сейчас запахи путались, забитые смоляным духом той самой жижи, оставалось смотреть на оружие и цацки, которые носили жуки.
– Тром-ка. Вы готовы?
– Всё, что можно было сделать без вас, сделано, – богомол сложил лапы на груди. В разговор вступил второй, Разрезатель. Это имя мог бы носить воин или доброе оружие, а богомол оказался... сначала Гаррош думал – каким-то лекаришкой; потом узнал, что тот создавал и усиливал солдат и боевых зверей. Приятная была неожиданность. А Разрезатель говорил:
– Пусть твой воин не сочтёт эти цепи за оскорбление. Сердце И'Шараджа наделит его силой, но при этом изменит. Будут расти мышцы и внутренний каркас...
– Кости, – напомнил Гаррош слово на орочьем.
– Да, кости. Они будут расти, – повторил богомол. – Это, разумеется, сопровождается болью, и, с высокой вероятностью, судорогами. Чтобы твой воин по случайности не навредил себе, его необходимо зафиксировать.
Малкорок наклонился, подобрал одну цепь из кучи, взвесил на руке, подёргал, посмотрел как заклёпаны звенья.
– Хорошая работа. Пойдёт. Куда теперь?
Гаррош никогда не думал, что будет стоять и смотреть, как связывают его офицера. Хотелось раскидать здесь всех, рукоять Ксал'ато толкалась в ладонь, и Гаррош безотчётно гладил топор. Насколько легче было бы самому лечь в железном круге под сердцем, но богомолы сказали: направлять его силу может лишь тот, кто уже мечен ей, а из таких в своём уме пока – один Гаррош. Приходилось опять ждать, пока Малкорока обмотают хитрыми скользящими петлями, пока приклеят концы цепей к полу – так вот зачем жукам нужна была та жижа. Янтарь. Смола, в которой разбодяжено невесть что ещё, небось разное под каждый случай. Застывая, она становилась оранжевой и прозрачной, вточь как те камушки, которые находили на берегу моря, за что её и перевели на орочий янтарём. Богомольский был только что прочнее.
Наконец богомолы закончили и выстроились вокруг Малкорока, все девять. Десятое место в круге осталось для Гарроша.
– Мы – дети Древних Богов. Когда мы позовём, И'шарадж отзовётся нам, но мы утратили его благословение и не сможем направить ту силу, которую он подарит, – вздумал повторить объяснения Йокук. Ты будешь удерживать её и отдавать своему воину. Ты сам поймёшь, как, когда всё начнётся – она подскажет тебе. Ты готов?
Гаррош кивнул. Готов он, давно готов, и нечего тянуть волка за хвост.
– Начинайте уже.
Богомолы растопырили крылья, хитрым образом сложили лапы... и запели. Песня вовсе не походила на обычный их скрипучий разговор: в ней слышались то тролльи рожки, то звон тетивы, то что-то вовсе Гаррошу незнакомое, вроде даже как будто эльфийское, а то – обыкновеннейшие сверчки.
Сердце под потолком их слышало: внутри круга стала сгущаться лиловая чернота. Она клубилась, текла, свивалась в жгуты и медленно вливалась в Малкорока, как вода в бурдюк. Его сразу же выгнула судорога, и его тело, будто потеряв разом все кости, потекло вместе с этой чернотой. Гаррош видел, как он будет меняться дальше: чернота закручивалась в размытые дрожащие тени новых глаз или новых ног, суставчатых, как у жуков. Их тянуло разглядеть лучше, но разглядывать было нельзя. В самом начале он раз сглупил: прищурился, чтоб увидеть толком, что за штука у Малкорока на плечах, а она стала настоящей и плотной, проросла из Малкорока шипами и меняться больше не стала. После Гаррош о всякой дряни не любопытничал и держал в уме, что Малкорок должен остаться собой. Стать сильнее, ловчее, лучше видеть ночью – но никаких клешней. Никаких щупалец. Малкорок орк – и не каким-то старым потрохам решать, каким ему быть!
Малкорок бился в цепях, но рывки были всё меньше: он рос, как и обещали жуки.
– Заканчивайте! - потребовал Гаррош, когда цепи натянулись полностью. Жуки не пошевелились, но ритм сменили. Звуки стали выходить из хора один за другим, а с ними втягивалось обратно в сердце тёмное облако. Последним заглохло сверчковое цвирканье. Ни черноты, ни лиловых бликов больше не было: обычный оранжевый факельный свет, обычные тени. Малкорок хрипло дышал, и Гаррош просто смахнул цепи Ксал'ато: возиться с богомольскими узлами ему было недосуг. Не задумываясь, протянул Малкороку руку – и поразился: Гарроша самого предки не обделили ни ростом, ни силой, но его ладонь потонула в малкороковой как детская. Черногорец медленно встал, оказавшись на две головы выше и раза в два шире в плечах самого Гарроша. Здоровенные ручищи доставали едва не до пола.
– Ты как? – спросил Гаррош.
Малкорок повёл плечами.
– Не привык ещё. Но знаешь, Вождь – спасибо тебе. – Он наклонился, подобрал с пола обрезок цепи, натянул. Железо хрупнуло, и звено, заклёпанное слабее всех, медленно разошлось. – Я ещё разберусь, на что способен, и тогда отчитаюсь.
– Идёт. Пока тебе два выходных.
– Благодарю, Вождь! – Малкорок гулко бухнул кулачищем по груди.
***
Гадать, что с ним будет, Малкороку толку не было: скоро сам всё увидит. Волновался, конечно, как сопляк перед воинским испытанием, но Вождю верил как себе. При виде цепей Малкорок нахмурился: не хотелось позволять себя связывать. Но ладно. Богомолы, объясняли резонно и, наверное, знали, что делают... Вождь уж точно знал – и не возражал. Поэтому Малкорок только кивнул, проверил цепь и пошел раздеваться. Кто знает, как ещё переживут тряпки богомольское колдовство и его дёрганья.
Ложиться нужно было под сердцем. Малкорок вытянулся на тёплых, как в Чёрной Горе, камнях, раскинул руки. Терпеливо дождался, пока богомолы закончат и пошевелил рукой.
– Паршиво вяжете. Вылезти можно, если извернуться.
– Сначала ты не захочешь, если твой вождь выбрал достойного, - булькнул в ответ богомол. Между собой они свистели и щёлкали, а на орочьем говорили так, будто шкворчало масло на сковороде. – Сначала – не захочешь, а потом не сможешь.
Резонно.
Богомолы выстроились в круг, с ними встал Вождь – в головах. Малкорок наблюдал, как жуки танцуют под свою песню, потирая лапы и проводя ими по крыльям. Эта чудная их песня вытягивала из сердца под потолком что-то вроде дыма или сажи. Сажа плавно кружилась, тянулась к Малкороку и густела. Скоро он уже еле различал Вождя и жуков, потом перестал различать их вовсе, потом перестал видеть и себя. Исчезли верх и низ. Исчезли цепи: Малкорок двинул рукой без помех. Он плавал в черноте как в воде, только дышать она не мешала. И Малкорок поплыл, как поплыл бы, оказавшись в речке. Он не знал, куда, но всё лучше, чем болтаться без толку как дерьмо у причала.
Не ошибся: чёрная вода расступилась от гребков, отпрянула дальше, освободив шагов десять места, появилось твёрдое под ногами. Малкорок глянул на свои руки, ниже, поднял одну ногу, пошевелил пальцами... Надо же, чистый. Сажа к нему не пристала, даже ветер, который носил её вокруг, до Малкорока не долетал. Внизу чёрный туман – а на полу его было по щиколотку – поднимался только от малкороковых шагов. Поднимался и медленно опадал, пряча непонятный пол: не дерево и не камень, не шершавый и не скользкий, не тёплый и не холодный. Ну, стоять можно – сойдёт. Дальше что?
Малкорок шагнул вперёд, щупая пол ногой. Чёрный туман ответил на движение, заколыхался, и из него выметнулась тварь. Длиннолапая, многоглазая, покрытая рогами и шипами – таких Малкорок уже видал в Пандарии. Вперёд всех мыслей рука дёрнулась к оружию, но бестолку: он был здесь как есть. Без всего.
Тварь зашипела, Малкорок оскалился в ответ. Не впервой. В Чёрной Горе испытанием воина было - принести башку драконида или сердце огненного духа. Там, конечно, у молодых были и броня, и клинки, ну так никто не говорил, что сейчас будет легко.
От первого взмаха когтистой лапы Малкорок уклонился, и враги закружились друг напротив друга. Ша, или что это было такое, не спешило нападать всерьёз. Тянуло время? Изматывало? Так или иначе, время было Малкороку на руку: он прикидывал, где у врага могут оказаться слабые места. Захваченный сражением, он не сразу заметил, как расползается в стороны чёрный туман, и проступают знакомые стены, решётчатый пол арены под ногами, Вождь на почётном возвышении. На арене, которую солдаты прозвали Морд'бой, Вождь когда-то испытывал пандаренов... теперь испытывает его?
А если и так - ну и что? Вождь ничего не делает зря.
Всё внимание Малкорок отдавал драке, изредка поглядывая, не явился ли кто врагу на помощь – поэтому не увидел, как вместо арены вокруг оказались стены и домики Аллеи Силы. Били барабаны, развевались знамёна: Орда встречала вернувшегося с победой Вождя. Тот возвращался верхом на своей волчице, впереди армии, и нёс на вытянутой руке – чтобы все видели – голову вождя людей. Про Малкорока все забыли, будто не он был правой рукой Вождя... а забыли ли? Полно, Орда ещё не победила. Его не замечают потому как его тут и нет: это только видение будущего, какие бывают у шаманов. Чтоб оно сбылось, нужно сперва победить здесь.
На новые видения Малкорок не смотрел - и всё же отвлёкся, когда вокруг поднялись стены из белого тёсаного камня. Сквозь решётку большой клетки видно было море беззубых розовых морд, а над ним, на другом помосте – виселица. Мёртвый Вождь покачивался в петле.
Малкорок на мгновение замер, и тварь достала плечо. Боль отрезвила: чудище рано радуется. Что бы это ни было, Малкорок был уверен, что убьёт его. Если оно надеялось ошеломить Малкорока или заставить его потерять голову, то просчиталось. Оно вообще просчиталось, показывая такое. Больше Малкорок по сторонам не смотрел, занятый только врагом – и враг попятился. Рогатое чучело теперь отступало по кругу, а лишившись трёх из шести глаз, прянуло назад и растворилось в чёрном тумане. Сбежало. Трусливое отродье.
Чёрная сажа постепенно опадала. Малкорок снова видел потолок подземной залы, огромное сердце над собой и Вождя, живого и настоящего. Он протягивал Малкороку руку, и, взявшись за неё, Малкорок понял, насколько изменился. Богомолы были мастера, точно. Даже подростки-недопёски, когда взрослеют, не враз привыкают к себе: мышцы и связки растут то слишком быстро, то слишком медленно, голос ломается; то, что вчера получалось на тренировке само собой, сегодня выворачивает молот из рук – Малкорок это помнил по себе. А сейчас он чувствовал себя так, словно всегда таким был... пока не смотрел на себя или на Вождя, который казался теперь странно маленьким. Но непривычка-непривычкой, а он был горд за Малкорока, Вождь – и его гордость горячила сердце. Малкорок отдал честь, счастливый, как новобранец, впервые вставший в строй. С таким Вождём как Гаррош, Орда непременно победит!
Выходные, конечно, пригодятся. Нужно ещё узнать, на что теперь способен в бою. Так-то двигаться легко, а каково будет драться? Ещё и оружие подобрать по руке надо. Занятый своими мыслями, Малкорок подошел к оставленной одежде и понял, что старые штаны больше на него не полезут.
Тьфу ты.
Мысленно плюнув, Малкорок завязал их штанинами на поясе: получилось вроде куцего фартука. До интенданта дойти – сойдёт.
До склада Вождь Малкорока проводил. И то – разбуженный среди ночи интендант вылупил глаза и схватился за топор. Вождь на соню рыкнул; тот сгинул в проход между ящиками и там пропал. Малкорок уже подумывал, что на него ничего из готового не найдётся, но Наргол вернулся, таща форму с бронёй и цепляясь за ящики как раз подходящих размеров топором.
– Вот, – сунул он принесённое Малкороку. – Новое всё. Неношеное. С тех ещё пор, когда рогатые от нас не откачнулись.
– И ты всё хранил?
– Да, Вождь, – замялся интендант. – Не положено списывать, если в деле не было...
– Ты всё правильно сделал. Я знаю – ты верен мне. Вытаскивай свой запас ближе, скоро он пригодится Орде. Лок-тар огар, Наргол.
– Будет сделано. Лок-тар огар! – интендант отсалютовал Вождю.
Остаток ночи Малкорок потратил на форму. О наплечниках и кирасе с такой дребеденью на спине нечего было и думать, на тауренских перчатках не хватило бы пальцев, зато наручи подошли как на него шитые. Сапоги без подмётки, скорее обвязки, чем сапоги, на когтистые лапы тоже пришлись кстати – а штаны и заняли большую часть времени. Пинаться с шипами на коленках выйдет больнее, не поспоришь, но штаны под них пришлось перешивать. Малкорок и раньше не жаловался на ночное зрение, а после ритуала он видел в темноте так же хорошо, как раньше в сумерках. Кто другой сказал бы "как днём", но день он, росший в подгорной крепости, недолюбливал. Как-то ещё теперь будет на свету...
Оказалось неплохо. Малкорок засиделся за шитьём до утра, зато на построение пошёл как положено, в новой форме. Он просто шкурой чувствовал, как на него таращатся, и шел, развернув плечи. Пусть смотрят. Он стал таким ради Орды. По приказу Вождя. Вождь им горд – и, пропасть, он собой нынешним тоже горд!
А Вождь вышел к солдатам и начал говорить. О силе, которую сумела покорить Орда, и которая теперь может достаться любому достойному. О том, что ожидание скоро подойдёт к концу, и те солдаты, которые пройдут по пути Малкорока, принесут Орде победу. Солнце поднялось над краем скал, оранжевое как пламя. Даже оно будто бы чествовало Вождя и Орду.